Н. Бобров 

Богатырь
// Сталинский сокол 11.01.1942

Герои отечественной войны

Иван Кузьмичев – двадцатитрехлетний богатырь, отличный летчик-истребитель, имеет сто боевых вылетов, из них больше половины – на штурмовку. Иван Кузьмичев – роста высоченного, в плечах косая сажень, силы необыкновенной. Он даже сожалеет порой, что не довелось схватиться с врагом врукопашную...

В том, что Кузьмичев, курский слесарь-водопроводчик, попал в авиацию и полюбил ее страстно, повинен кожаный шлем, обыкновенный летный шлем.

В таком шлеме он увидел однажды на тихой зеленой улочке Курска своего дружка Ваню, водопроводчика.

– Где достал? – спросил Кузьмичев.

– В аэроклубе учусь.

– Как же так? Рабочий – и летчик! Можно разве?

Кузьмичев отпросился с работы и побежал в аэроклуб. Через два года он стал летчиком-истребителем и уехал на Дальний Восток. Там встретился с девушкой, которую полюбил. У них родился сын, его назвали Валерием в память великого пилота – Чкалова. На Дальнем Востоке Кузьмичев ходил на своем «ястребке» на прикрытие железнодорожных станций и мостов, выполнял будничную работу и учился воевать.

В первый же день войны Кузьмичев рвался в бой с ненавистным врагом, но померяться с ним силой ему пришлось только в октябре; с этого месяца он летал на боевое задание почти ежедневно, а то и по три-четыре раза в день, и вес ему казалось мало, ни разу «не налетался он вдоволь».

Пожалуй, один недостаток был у него в то время: увлекаясь целью, он проявлял излишнюю смелость, не следил за пространством.

– Верти в воздухе больше головой! – поучал его командир звена. И за этот добрый совет Кузьмичев еще больше полюбил своего командира.

Звено, в котором летает Кузьмичев, не имеет потерь.

Постепенно он развивал в себе находчивость, инициативу, зоркость разведчика. В части до сих пор вспоминают случай, как Кузьмичев обнаружил на фашистском аэродроме искусно замаскированные самолеты. Аэродром сверху казался снежной равниной, – ни одного следа, ни малейшего намека... Кузьмичев не успокоился. Он прошел над этой белой, молчаливой равниной бреющим полетом и увидел в профиль машины, покрытые палатками, забросанными снегом. На следующее утро советские летчики произвели налет, уничтожили снарядами два самолета и вывели из строя пулеметным огнем двенадцать.

Едва ли не самое замечательное качество Кузьмичева – чувство товарищества.

Совсем недавно штурмовал он в составе двух звеньев вражескую пехоту и колонны автомашин. Пехоты было так много и так густо двигалась она по дороге, образуя черные квадраты, что невозможно было промазать.

На летчиков напали два «Мессершмитта». Один уже «висел» на хвосте у ведущего и стрелял по нему. «Не дам сбить, любой ценой отгоню!» – промелькнуло в голове Кузьмичева, и с этой мыслью он ринулся в атаку. Выпустил очередь. Фашистский летчик отвалил и скрылся в облаках.

К исходу дня, когда летчики подводили итоги, начальник штаба задал вопрос и Кузьмичеву:

– Что вы сегодня сделали?

– Как всегда. Стреляли.

– Все скромничаете, Кузьмичев? Трудновато вам пришлось...

– Нет. Неутомительно. Приятно...

– То-есть как?

– Приятно, товарищ командир. – Помолчал немного и добавил: – Приятно, когда они, мерзавцы, прыгают...

Два фашистских самолета в воздухе и два на аэродроме противника уничтожил лично Иван Кузьмичев, и – что говорить – нелегко иной раз давалась ему победа, но он всегда находил выход, даже из безнадежного, казалось бы, положения.

Когда к Туле подходил враг, Кузьмичев получил приказ штурмовать танки группы Гудериана. Уже за три километра до цели летчик увидел большое скопление их – машин триста. Вдруг Кузьмичева сильно тряхнуло: в винт попал снаряд зенитной артиллерии; была явно повреждена и водосистема. В кабине пошел пар, козырек и очки запотели. Но слишком заманчивой была цель – танки у стогов сена, – и Кузьмичев поторопился сбросить смертоносный груз. Взметнулись огненные языки, клубы дыма... Летчик уже выводил свой истребитель из атаки, как внезапно почувствовал, что нето опилки, нето мелкая щепа залепили ему глаза, ноздри. Как выяснилось потом, два снаряда ЗА попали в фюзеляж, пробили лонжероны, стрингеры и управление рулей поворота. Друзья Кузьмичева капитан Скорняков и лейтенант Гусев, летевшие сбоку и видевшие две зияющие пробоины, делали пальцами кругообразные движения: как, мол, крутится? Кузьмичев в ответ дотронулся рукой до головы: слабо, барахлит... Друзья не оставили его в беде и сопровождали до Каширы. Свой израненный самолет посадил летчик благополучно; из магистрали вытекали последние капли воды, бензин весь кончился...

Каждый день встречается Кузьмичев с глазу на глаз с опасностью. А попробуйте не дать ему боевого задания. – и в голосе этого высокого, сильного человека зазвучат нотки обиды:

– Как же это так, товарищ командир... Не пойму что-то... Неужто не доверяете?

К счастью, теперь редко выпадают для него нелетные дни. Вот и сегодня он славно поработал. Проведя день на морозе, он нагулял волчий аппетит. Друзья собрались в столовой, за вечерним ужином. Кузьмичев, с шумом раздвигая стулья, сел за стол.

– Злой я, ребята, – сказал он, вертя в огромных ладонях пакет, перевязанный малиновой ленточкой, – новогодний подарок от неизвестного рабочего. – Подумайте, сало... Небось, берег... себя лишил... Чудак... Я бы должен ему помочь, а он... Вот, чудной, право! Оля! – крякнул он официантке, – ты мне картошки, да побольше! Люблю картошку, страсть!

В ожидании ужина он погрузился в раздумье.

Маленький новогодний подарок от безымянного рабочего заставил его вспомнить семью, молодую женку, сына... Кудта писать? Как-то они там?.. И рабочий – чудак... Вложил бы в пакет записку... Ему хотя бы написать...

Вечером друзья ушли в соседний рабочий клуб потанцевать с девушками. Кузьмичев опустился на койку, взял гитару.

...Где ж ты, светик, дорогая.
Сердцу весточку подай.
Где ж вы, глазки голубые.
Где же ты, моя любовь?

А за стеной, в соседней комнате, комиссар части, склонившись над наградным листом, писал: ««...летает безукоризненно, в любых условиях. В боевой работе инициативен, находчив. За успешные штурмовые действия по уничтожению живой силы и техники противника достоин награды».

Н. Бобров.