Н. Бобров 
// Сталинский сокол 12.02.1943

Учитель

Инструктору, обучающему курсантов искусству летать, незнакомы ни упоение боя, ни радость победы, которую испытывает воздушный воин, вогнавший в землю врага. Но это не означает, что инструктор не должен обладать моральными качествами, присущими каждому лётчику. Напротив, они дополняются способностью глубоко и тонко знать, чествовать, понимать людей. Подобно ваятелю, летчик-инструктор оттачивает, шлифует качества человека и превращает людей разных характеров наклонностей, вкусов в крылатых воинов, мужественных и хладнокровных, умеющих итти на смертный бой с врагом и побеждать его.

Полёты по кругу – по тридцать-сорок в день. Взлёт. Посадка. Взлёт. И опять посадка... Какая ответственность в этом, казалось бы, однообразном трудовом процессе! Бывший ученик уже успел сбить не одного врага, заслужил признание родины, а инструктор вдали от грохота пушек, в тиши весенних лесов или заснеженных раздолий, продолжает учить новые группы курсантов. Но зато какой нежной любовью расплачиваются мастера воздушных боёв с инструктором! Я не знаю лётчика, который не вспоминал бы с трогательной, сыновней благодарностью первого своего учителя.

Но ещё сложнее, чем у инструктора, работа командира отряда. Он – учитель инструкторов. Он – руководитель технического состава. Он – метеоролог. Он – организатор полётов. И душа человека, весь его сложный внутренний мир, и природа, ветер, осадки, и механизмы, тягачи, самолеты, и каждая выбоина, ямочка на площадке – всё должно привлекать его внимание.

Анатолий Прокофьевич Харламов, капитан, командир отряда военной школы пилотов, где начальником полковник Багаев, наделён всеми качествами, какими должен обладать воспитатель боевых лётчиков.

На утлой деревянной машине начал свою лётную жизнь Харламов, обучивший лично 51 лётчика, подготовивший через своё подразделение 364 курсантов, из них более 200 человек за время отечественной войны.

Трудовой день капитана Харламова начинается ещё затемно с визита на метеорологическую станцию.

– Какая сегодня погода намечается, товарищ Тяглов?

– Недурная. Будет небольшая облачность высоких форм с прояснением. Ветер слабый, 3–4 метра, с северной половины горизонта.

– Превосходно! Значит, полетаем.

Настроение у Харламова сразу попытается, он спешит на аэродром, где на стоянке самолётов его уже ждет лётно-технический состав.

Сегодня в отряде напряженный день. Предстоит выпустить в первый самостоятельный полёт на боевых машинах семь курсантов, с десятью закончить программу обучения.

Познакомив курсантов с метеорологической обстановкой и дав указания инструкторам о порядке разлёта, Харламов командует: «По самолётам!» И пока лётчики направляются к боевым и учебным машинам, он подходит к командиру звена с тем, чтобы проверить план его работы.

– Доложите, старший лейтенант Карпов, что вы намерены делать с вашим звеном.

– Решил выпустить двух курсантов. Трое заканчивают программу.

– Хорошо. А в какое время будете выпускать?

– В 14.00.

– Поздно. Сразу, как прилетим на аэродром, дайте курсантам по одному контрольному полёту. Я сам проверю их успеваемость. Впредь, товарищ Карпов планируйте самостоятельный выпуск в утренние часы, когда нет болтанки. Не забывайте, что для первого полёта надо создать максимально благоприятные условия.

Харламов садится в кабину и первым взлетает. Путь его короток – до ближайшего аэродрома. Там ранее высланный стартовый наряд уже выложил посадочные знаки.

Боевой день начинается с прилета машин. Теперь место Харламова на командном пункте. Пункт расположен в таком месте, чтобы командиру отряда хорошо были видны все взлетающие и садящиеся самолёты. Капитан садится за небольшой стол под открытым морозным небом. На столе разложены уставы, наставлении, модели самолётов, карты с нанесенными пилотажными зонами. Отсюда Харламов до наступления сумерек будет управлять всей работой и движением на аэродроме.

– Открыть полёты!

Одна за другой отрываются от снежного покрова машины, пилотируемые курсантами и инструкторами.

К Харламову подходит курсант Филимонов. Разговор с ним не мешает командиру внимательно наблюдать за происходящими полётами.

– Товарищ капитан! Получил задание: полёт в зону, высота 1.500 метров. Сделать два мелких виража с креном в 30 градусов, четыре виража – с креном в 60, четыре боевых разворота, прямая на одном моток в течение одной минуты, два разворота на одном моторе. Пассажиром летит курсант Васильев.

– В какой зоне будете выполнять пилотаж? – спрашивает Харламов.

– Зона № 4. Мясосовхоз 104-й.

– Правильно. А как будете входить после выполнения пилотажа в маршрут?

– Планирую в направлении к аэродрому и захожу на посадку.

– А вот это неверно. Подумайте хорошенько: по прямой вы не успеете потерять высоту и, следовательно, будете мешать другим самолётам нормально строить маршрут полета по кругу. Вам необходимо еще в зоне спирально потерять высоту до 600 метров, а, затем между вторым и третьим разворотами, не мешая летающим по кругу машинам, войти в маршрут. Помните. тов. Филимонов, что я вам сказал, и никогда не заходите, как вон тот самолет (при этих словах командир отряда указывает на небо). Он мешает другим. Может столкнуться.

Не проходит минуты, и Харламов уже выслушивает доклад инструктора Карпова. Два курсанта из его звена только что совершит контрольные полёты и готовы к проверке. Сейчас Харламов ознакомится с их техникой пилотирования. Он уверенным шагом направляется к самолету, быстро садится в кабину, на инструкторское место, рядом с курсантом, и взлетает.

Первый полёт протекает нормально. Харламов, желая проверить полную самостоятельность курсанта, не делает ему никаких замечаний. Но во время второго полёта командиру хочется проверить, как ученик будет реагировать, если откажет правый мотор. С этой целью после первого же разворота он убирает газ правого мотора, тем самым имитируя ого отказ.

Курсант теряется. Вместо то-то чтобы выдерживать полёт по примой, он начинает разворачиваться.

– Неправильно действуете, курсант Набоков! – указывает Харламов и вмешивается в управление.

Когда машина приземляется, командир говорит курсанту:

– Вам необходимо с инструктором отработать умение правильно и быстро реагировать на отказ мотора. Остальные элементы выполняете хорошо.

Курсант огорчён. Он с виноватым видом отходит от машины. Что же, придётся ещё потренироваться!

Проверяя подготовленность очередного курсанта, капитан вдруг замечает, что какой-то самолёт снижается ненормально, вне аэродрома. Харламовым овладевает тревога:

– Чей самолет?

– Самолёт № 8. Курсант Анучиков, – быстро докладывает инструктор младший лейтенант Луганский.

– Подать аэросани! – кричит Харламов.

Тревога его возрастает. «Что же это такое? – приносятся в полове мысли. – Как он сядет вне аэродрома? Не скапотирует ли? Не сорвётся ли в штопор? Я столько раз указывал, как надо действовать в таких случаях. Не забыл ли курсант моих указаний? Не растеряется ли?» Вся эта буря переживаний где-то в тайниках души. Внешне же Харламов спокоен. Ни один мускул не дрожит на его лице. Но всё же, – неужели авария? Нет... кажется, нет. Конечно, нет! Курсант не забыл наставлений своего учителя. Он правильно заходит на посадку и приземляется на запасную площадку.

Примчавшись на аэросанях к приземлившемуся самолету, Харламов крепко жмет руку курсанту:

– Молодец! Хорошо справился! Садитесь в сани!

И счастливый учитель с несколько смущённым учеником мчится обратил по глубокой снежной целине на старт. Здесь перед строем он говорит:

– Вот, товарищи, наглядный пример правильных действий лётчика. Он не потерял головы, действовал разумно, хладнокровно. Все указания инструктора выполнял точно, грамотно. А что могло быть, если бы он растерялся? Груда обломков. Огонь. За правильные, действия при вынужденной посадке об'являю вам благодарность, курсант Анучиков. Продолжать полеты!

Давно не было такого яркого морозного дня... Любуясь одиноким облачком, командир отряда одновременно смотрит на самолет, проносящийся над стартом. «Что за история? Правая нога шасси выпущена, левая – не полностью. Самолёт – скоростной. Посадка с таким положением шасси грозит катастрофой.

Харламов выскакивает из-за стола.

– Запретить посадку! – кричит он финишёрам.

Однако почему же не выпущено шасси аварийно? Капитан удивлён. Но через минуту его сомнение рассеивается. На землю с борта самолета падает лётный шлем. В шлеме Харламов обнаруживает записку: «Шасси не выпускается ни основным способом, ни аварийно. Что делать?».

– Не может этого быть! – решает Харламов. – Это недоученность. Отказа аварийного выпуска шасси, как правите не бывает. Значит, курсант действовал ошибочно. А может быть?.. Да... Это так… Смесь в системе застыла. Нагрузка на рукоятку тяжелая. Несомненно так... Почему же инструктор не рассказы об этом курсанту?

Надо действовать без промедления. Харламов приказывает написать на борту первого же готового к вылету самолета совет курсанту. Сейчас Харламов сам взлетит, приблизится к машине курсанта, тот прочтёт надпись, узнает, как надо поступить. Через две-три минуты Харламов уже взлетает на самолёте на борту которого белеют мелом написанные большими буквами, с четверть метра слова: «Закрой кран выключения насоса. Качай рукояткой, как бы тяжело не было».

Будто свалилась с плеч стопудовая тяжесть, когда Харламов убедился, что курсант прочитал надпись. Заход на посадку... Ещё минута, другая... И Харламов с курсантом уже весело шагают по притоптанному снегу, чувствуя необыкновенную легкость в движениях, несмотря на то, что одеты в тяжёлые меховые комбинезоны. Харламов не подвергает разбору только что происшедший случай. Он подробно остановится на нём вечером в беседе с инструкторами. А сейчас лучше подумать о программе завтрашнего дня. Завтра предстоят проходить с курсантами пикирование; значит, сегодня надо рассказать учениках о порядке и технике выполнения этого сложного упражнения, заострить внимание на возможных ошибках.

...Глубокие зимние сумерки. На разборе с инструкторами Харламов подробно анализирует всё происшедшее за день. Потом он направляется в общежитие курсантов. Некоторые из них, утомлённые учебой, готовятся ко сну. Но большинство бодрствует. Харламов подошёл к одному, поинтересовался, какую книгу читает; другого пожурил за то, что неопрятно одет; третьего похвалил за хорошую успеваемость. В соседней комнате Харламова ждёт группа новичков. Командир направляется к ним. Вновь прибывшие в школу курсанты хотят послушать рассказ о боевых эпизодах, и Харламов с увлечением говорит о том, как его бывшие ученики провели на-днях воздушные бои и сбили фашистских лётчиков. За стеной раздаётся молодецкий храп.

– Сразу сморило... Богатырский сон... – улыбается Харламов, и ему неудержимо хочется ещё раз взглянуть на своих учеников. Он медленно, бесшумно проходит между рядами тесно сдвинутых коек, задерживая взгляд на лицах спящих. Сколько волнений пережил он из-за них, этих здоровых ребят! Каждый их успех окрылял его дух, каждая неудача болью отзывалась в сердце. Иной раз он от зари до зари не вылезал из кабины, делая в день по 40–50 вылетов с учениками, – ради их успехов, их судьбы, ради счастья родной своей земли.

– Орлы! С ними ничего не страшно. С ними победишь... – шепчет Харламов, глядя на лица спящих, и тихо закрывает за собой дверь общежития.

Н. Бобров.