Младший лейтенант И. Бару 

О тех, кто шагает на запад
// Сталинский сокол 08.03.1942

Самолет привез на фронт автоматы. Командир корабля сам вытащил на рыхлый снег первый ящик и, отойдя в сторону, начал рыться в карманах комбинезона.

К самолету бежали люди. Впереди всех, высоко подбрасывая на ходу белую барашковую шапку, мчался молоденький чубастый лейтенант. Он первым подскочил к нам и схватил автомат с такой поспешностью, словно боялся, что у него отберут его. Он приложил автомат к плечу, потом к бедру, потом повесил его через спину дулом вниз и подошел к летчику с такой хорошей, веселой улыбкой, что летчик – немолодой уже и немного угрюмый человек – тоже улыбнулся весело и хорошо. Лейтенант хлопнул его по плечу и сказал:

– Ну, и молодец ты, друже! Ну, и молодец!

Летчик, не понимавший, за что его так хвалят, смущению смотрел то на автомат, то на чуб лейтенанта и переминался с ноги на ногу – на земле ему было холодно; он никак не мог найти в карманах комбинезона нужной ему вещи, и лейтенант, заметив это, вдруг забегал, засуетился, закричал:

– Папиросы ищешь, друже? Сейчас закурим, погоди!

Он вытащил из сумки пачку «Беломора» и почти насильно втиснул ее в руку летчика. «Подарок от благодарной пехоты», – говорил он, смеясь. Летчик никогда не курил и в карманах, искал всего носовой платок, но папиросы он взял – от такого искреннего подарка отказаться было неудобно.

Потом летчик улетел за новой партией автоматов, а лейтенант пошел протоптанной лесной тропинкой на фронт, на запад.

Наши передовые посты находились в восьми километрах от опушки леса. Теперь, когда самолет улетел и смолк рев его моторов, отчетливо слышались противный визг мин и мерный треск пулеметных очередей. Откуда-то справа доносились редкие, по тяжелые вздохи дальнобойной артиллерии. От этих вздохов содрогалась земля и с деревьев сыпались замерзшие комья снега.

– Ваши орлы, – говорил лейтенант своим спутникам, – молодчаги. Вот автоматы привез, знаете, что это за штука автоматы... А раз они нам боеприпасы на парашютах сбросали, честное слово. А то вчера наши шли в атаку, а тут как раз три двукрылых прилетело. Так они, как дьяволы, носились над «гансами» – строчат, строчат из пулеметов. А потом к нам завернули и рукой машут... Мы как закричим – ура-а-а! Наверное, не услышали они нас, как думаете? Ох, и смелые ребята летчики, ну, просто замечательные ребята. Я вам по правде скажу: сам хотел быть летчиком, душа у меня к этому лежит. Ну, конечно, душа-душой, а надо же кому-нибудь и на земле воевать...

Лейтенант был очень возбужден и говорил всю дорогу. Он рассказывал о том, как приходится им в мороз лежать в снегу, а потом подниматься в атаку. Как они спят в снежных норах и на рассвете, когда метель слепит глаза, откапывают друг друга шанцевыми лопатками. Как они после боя, усевшись на пни, вспоминают о родных, друзьях, о спектаклях в Большом театре, волжских пляжах, батумском бульваре, кузбасских шахтах, – обо всем, что составляет их родину. Как любят они тех, кто помогает им, кто дерется с ними рядом, плечо к плечу, – артиллеристов, минометчиков, танкистов и прежде всего летчиков – самых смелых и самых любимых, по выражению лейтенанта.

Да, какой-нибудь старенький связной «У-2», и не помышляющий о бомбометании или штурмовке, одним своим видом, одним тарахтящим звуком своего мотора заставляет чаще биться сердца пехотинцев, ободряет их, поднимает их с земли и ведет в атаку.

Есть две дороги на запад. Одна из них проложена по воздуху – это путь летчиков. Другая дорога идет по земле – по ней двигаются на запад пехотинцы, артиллеристы, саперы, кавалеристы, танкисты, связисты... Это, собственно, не дорога, это – снежные сугробы, бескрайние поля Украины, по которым днем и ночью бегут и ползут вперед люди – под минами, под снарядами, под бомбами, под пулями.

...В атаку шла наша пехота. Ночь перед наступлением бойцы провели в поле. Дул пронзительный северный ветер, ослепительно вспыхивали в кромешной мгле немецкие ракеты. Бойцы лежали на снегу, тесно прижавшись друг к другу. Они ни на что не жаловались, они говорили о самых простых вещах. За несколько минут до наступления один из бойцов – бывший вагоновожатый московского трамвая – сказал, улыбаясь: «Наверное, моя «Букашка» сейчас подошла к Красносельской». Другой боец – татарин из Алупки – сказал: «Эх, давно я моря не видел». Потом командир взвода, веселый украинец Величко, посмотрел на часы, торопливо вытащил из кобуры пистолет и, выскочив из снежного бруствера, закричал: «За Ст-а-а-лина!».

И все закричали: «За Сталина, ура!» – и побежали на запад. Они бежали, падали, вставали и снова бежали. Московский вагоновожатый упал; секунду, две, три, минуту... он не поднимался: проклятая немецкая пуля пробила ему голову. А мимо него бежали другие, рядом с ними рвались мины, и пули, взвизгивая, взметали снежную пыль. Но они все бежали и бежали на запад и выбили немцев из деревни.

Деревня горела. Бойцы собирали немецкие автоматы. Саперы с миноискателями в руках осторожно двигались вдоль дороги. Татарин из Алупки, вытирал ладонью потный лоб, сказал: «Эх, жалко парня, хороший парень был». Он говорил о московском вагоновожатом.

Тяжело драться на земле, трудно шагать на запад под перекрестным пулеметным огнем, проваливаясь по пояс в снег. Но люди идут. Идут пензенские колхозники, ленинградские слесари, архангельские лесорубы, грузинские виноделы. Московский вагоновожатый гибнет на окраине маленькой украинской деревушки, а татарин из Алупки и веселый комвзвод Величко рвутся вперед – к Харькову, Киеву, Львову. И они дойдут.

Люди на земле дерутся замечательно. Молодой комбат старший лейтенант Игорь Крейзер первый со своим батальоном ворвался в Лозовую. С автоматом в руках он, перебегая от дома к дому, расстреливал немцев в упор. И немолодые бойцы, бывалые, обстрелянные люди, говорят о своем юном командире: «Такого второго комбата больше нет. Это богатырь из былины».

Связист Шоломов прокладывал линию на поле боя. Он провалился в полынью. Ноги окоченели. Шеломов снял ботинки, чтобы перемотать портянки. Портянки он перемотал, но ботинки нельзя было надеть – 30-градусный мороз превратил их в большой кусок льда. Тогда Шеломов продолжал работать босиком. Он не ушел до тех пор, пока не проложил линию на запад.

А вот что произошло с зенитчиком бронепоезда старшим сержантом Капленко. Однажды днем после дежурства у зенитного пулемета он решил искупаться. Не успел он раздеться и окатить себя горячей водой, как услышал свистящий звук мотора немецкого самолета. Не раздумывая, Капленко выскочил на платформу.

Фашист шел низко, он хотел бомбардировать важный железнодорожный узел. Капленко застыл у пулемета. Его засыпало снегом, и 33-градусный мороз сковал голое тело, но он смотрел в прицел. Несколько верных очередей, и немецкий бомбардировщик врезался в землю. Капленко с колоссальным трудом оторвал руки от пулемета и вернулся в вагон. Бронепоезд пошел на запад.

Так дерутся люди на земле. Они первыми врываются в города и деревни, им первым достаются об’ятия и поцелуи освобожденных советских людей. Порой они не выходят из боя целыми сутками – торопятся на запад. И все они с надеждой смотрят в небо. «Наша авиация, – говорят они, – наши летят». С ревом проносятся над головами пехотинцев могучие «ИЛ’ы», и люди вскакивают, неистово машут руками, что-то кричат... Стремительные краснозвездные птицы зовут их за собой на запад. И они поднимаются в атаку.

Один пехотный командир сказал: «Если бы мне понадобилось ободрить своих бойцов, то я попросил бы, чтобы наши самолеты пролетели над расположением моей части. Появление наших самолетов – самое эффективное, самое сильное моральное оружие для пехоты».

Трудно сравнить с чем-нибудь ту любовь, которую питают люди на земле к воздушным бойцам. Они редко видят летчиков в лицо, но человек с голубыми петлицами на гимнастерке – самый дорогой и желанный гость в любой пехотной части.

Земля крепко дружит с небом. Пехота и авиация учатся воевать вместе так, чтобы побольше немцев перебить и побольше сохранить советских жизней. Однажды наши истребители сбросали над передовыми позициями маленький пакетик. В нем были три пачки табаку, коробка спичек, свежий номер «Правды» и записка. Летчики писали: «Просим вас выкладывать на земле знаки, показывающие расположение наших частей. Покажите стрелками места, откуда немцы сильнее всего бьют. Мы их заставим замолчать. Примите наш скромный подарок. Курите на здоровье!». Летчики сбросили пакетик, сделали несколько кругов и вернулись назад. Бойцы уже смастерили из шинелей большую стрелку; она была обращена к леску, на юго-запад – там стояли немецкие минометы. Люди на земле сняли шапки и махали летчикам; спасибо за помощь, за подарок, друзья. Летчики слетали к леску и разбили минометы.

Герой Советского Союза Александр Перепелица как-то сел на подбитом самолете у самой линии фронта. В землянку, где он отдыхал, набилось около 30 человек – артиллеристы и пехотинцы, командиры и рядовые бойцы. Каждый из них смотрел на Перепелицу таким взглядом, каким отец смотрит на любимого сына. Они без конца подкладывали летчику каши, а когда он наелся, все, точно по команде, одновременно вытащили папиросы, табак, кисеты с махоркой. Летчик и пехотинцы долго разговаривали, а в конце беседы один из бойцов сказал: «Вот вы, летчики, все восемь месяцев летали на запад, а мы почти полгода отходили на восток. Теперь мы тоже шагаем на запад, и у нас с вами одна дорога – и вы на запад, и мы туда же». Перепелице очень понравились эти слова, и он передал их другим летчикам. Тем тоже понравилось – глубокий смысл, большая гордость были скрыты в короткой фразе рядового бойца-пехотинца.

Да, сейчас и он шагает на запад. Он уверению идет по родной земле, сжимает в руке автомат и поглядывает в небо: «А где там наши орлы?».

Не беспокойся, товарищ. Орлы тоже летят на запад. Они летят, чтобы помочь вам, героям-пехотинцам, чтобы те, кто шагает на запад, сказали: «Слава тем, кто летит на запад».

Младший лейтенант И. Бару.
Юго-Западный фронт.