Батальонный комиссар М. Соколов 

Весенняя «смена»
// Сталинский сокол 10.04.1942

Потери фашистских войск на советско-германском фронте так велики, что уже задолго до наступления весны Гитлер вынужден был вводить и вводит сейчас резервы, которые он берег для весеннего наступления. На нашем участке фронта все чаще и чаще появляются новые немецкие части, переброшенные либо из Франции, либо из глубокого тыла Германии.

Уставшие, разбитые в зимних боях, деморализованные фашистские солдаты со жгучим нетерпением ждали подхода пополнения. Солдаты и частично офицеры, испытавшие на себе всю силу советского наступления, надеялись, что свежие дивизии сменят их, что им будет предоставлен хотя бы кратковременный отдых в тылу. И вот весенние дивизии прибыли, но мечта о передышке остались мечтами. Наступательный порыв Красной Армии связывает все силы и технику гитлеровской армии, перемалывает их. В сознание старых и «свежих» солдат все глубже и глубже проникают мысли о бесперспективности войны, о своей обреченности. Об этом ярко говорят показания пленных, письма солдат и офицеров на родину, захваченные нами в последних боях.

Солдаты и офицеры, уже привыкшие к спокойной жизни во Франции, одураченные геббельсовским враньем, растерялись перед тем, что увидели на советско-германском фронте. А старые солдаты, зимовавшие в России, не могут скрыть разочарования тем, что и после прибытия резервов они не получили смены, что боеспособность свежих частей сравнительно невысока.

Обор-ефрейтор Кург Келлер пишет своей матери:

«Из Франции прибыла свежая дивизия, и мы уже надеялись на смену, но во время выгрузки пять батальонов этой дивизии попали в окружение к русским. Наша новая дивизия уже имеет большие потери убитыми и ранеными».

Примерно в это же время обер-ефрейтор Арни Рихтер писал своим родителям в Козелиц:

«Много войск приходит из Франции. Возможно, что это наша смена, но, как говорят, при такой смене пройдет много времени, пока она сменит. Да и эти ребята тоже уже сильно недовольны. Во-первых, во Франции тепло, а здесь холодно. Да, кроме того, здесь еще эти русские... Среди прибывших большие споры. Во Франции они имели возможности вести лучшую жизнь».

Нет, не принесли свежие весенние дивизии долгожданный отдых фрицам, вынесшим на своих плечах зимнюю кампанию. Весенние солдаты, только попробовав русской весны, уже сами заговорили о смене, об отдыхе.

«Особых боев наша дивизия еще не вела, – рассказывает пленный солдат 208-й дивизии Рудольф Бодо, – и все же рота тает быстрее, чем снег весной. Мы в России всего три недели, а солдаты уже поговаривают о смене. Это звучит особенно смешно, если учесть, что наша дивизия прибыла сюда для замены других частей... Наступление Красной Армии заставило наше командование отказаться от мысли о смене».

Рудольф Бодо рассказал также, что при от’езде дивизии из Гавра офицеры всячески успокаивали солдат, во-первых, тем, что на востоке нет никаких военных действий, что фронт «стоит», во-вторых, обещали выдать теплое обмундирование.

«...По прибытии на фронт, – говорит Рудольф Бодо, – мы в первый же день встретились с солдатами 20-го полка. Солдаты, прибывшие из Франции, стали смеяться над «чучелами», закутанным и во что попало. Но когда мы узнали, что фронт далеко не «стоит» и что в ротах 20-го полка осталось по 18—25 человек, нам стало не до смеха. Мы сразу все пали духом».

Старые фронтовики быстро разочаровались в прибывших из Франции солдатах. Пленный ефрейтор 2-й роты 94-го полка 4-й танковой дивизии Гейнц Крюгер жалуется:

«У нас существует сейчас некоторый разлад между частями, прибывшими из Франции, и так называемыми активными солдатами – фронтовиками. Солдаты, которые уже давно на востоке, говорят, что прибывшие из Франции – не вояки, что у них нет боевого духа, что они боятся русских. Ухудшилось в связи с этим и настроение фронтовиков».

Таков «боевой» дух гитлеровских резервов, прибывших из Франции. Не лучше настроены и части, прибывающие из самой Германии. Пленный обер-ефрейтор 8-й роты 55-го пехотного полка 17-й пехотной дивизии Эмиль Гонгель рассказывает:

«В конце января я был отправлен с маршевым батальоном на восток. В район Юхнова прибыл лишь в середине февраля, и тотчас же были брошены в бой У деревни Захарово. Офицер заявил нам: если вы не будете стрелять в русских, я вас пристрелю... Батальон наш наспех был собран главным образом из пожилых людей 35—40 лет, взятых с предприятий. Большинство солдат служили только по 4–5 недель и кое-как стреляют из винтовки. Пулемета никто не знал. Настроение солдат батальона чрезвычайно подавленное. Все страшно устали от напряженной работы на предприятиях, и никто не думал, что прядется попасть на фронт. После нескольких часов боя, в котором я участвовал, десятки прибывших в батальон солдат были убиты и ранены».

Новые пополнения формируются не только при помощи «прочесывания» предприятий. В армию призваны самые разнородные категории населения, вплоть до... монахов и явных калек.

Из попавшей к нам записной книжки монаха Ансгара Иоганнеса Бюрснера видно, что на рождество он прибыл в Минск, а 1 января – на фронт, причем не в каком-либо духовном чине, а простым разведчиком. Ровно через месяц Бюрснер был убит.

Старший лейтенант Ганс Ильзе (216-я пехотная дивизия) на допросе показал: «Из Франции отправлены почти все кадровые части, там оставлены главным образом старики-резервисты. В Германии, мне кажется, мы призвали почти всех, включая инвалидов. Я знаю ефрейтора Пауля Мюллер. Он осенью потерял один глаз, а в ноябре его опять мобилизовали...».

Убийственную характеристику новому пополнению дает само немецкое командование. В захваченном нами донесении командира батальона 21-го пехотного полка 17-й дивизии обер-лейтенанта Фруссайта состояние подразделения оценивается так:

«В результате ожесточенных оборонительных и наступательных боев, имевших место со времени подачи последнего донесения, пополнение, полученное в январе за счет артиллеристов, полностью выведено из строя, а пополнение, поступившее в феврале из Германии, насчитывает большие потери. Здоровье людей батальона в таком состоянии, что три четверти всех людей требуют продолжительного содержания в лазарете, но в связи с большим недостатком людей не могут быть освобождены от несения тяжелой службы. Моральное состояние солдат сильно поколеблено. Пополнение, прибывшее в феврале, – в большинстве своем пожилые люди, с недостаточной военной подготовкой. Лишь единицы знают пулемет «МГ-34». Для наступления эти люди не годятся. Для обороны – лишь при строжайшей наблюдении со стороны начальников».

У убитого немецкого ефрейтора Бурхарда найдены стихи, сочиненные, повидимому, им под влиянием русских впечатлений:

...Нам все теперь не мило.
Нигде не слышен смех.
Угрюмо и уныло
В потемках топчем снег.
Нам лгали многократно,
Что скоро отведут
В Германию обратно.
Теперь всему капут!

Враг несомненно еще будет напрягать все свои силы к тому, чтобы остановить нас. Предстоят еще жестокие бои. Но с каждым днем наступления Красной Армии все глубже врезается в сознание и старых и «свежих» солдат грозное слово «капут».

Батальонный комиссар М. Соколов.
Юго-Западный Фронт.