Братья Тур 
// Сталинский сокол 15.08.1943

У творца боевых самолетов

Есть имена, навечно начертанные в нем нашей родины винтами боевых самолётов. Эго имена наших авиационных конструкторов. Когда произносят фамилию «Лавочкин», мы как бы слышим оглушающий рёв могучего мотора, скороговорку пулемётов, грохот пушек на огромной высоте, видим клубы пыли вслед за мгновенно взмывающим в небо истребителем, немыслимые виражи, горки, перевороты – весь сложный водоворот воздушного боя… И подожженный противник бессильно рушится вниз на ощерившийся соснами лес, оставляя в гневном русском небе дымный погребальный след... Всё это неизменно ассоциируется с фамилией Лавочкина в сознании каждого фронтовика.

И вот мы беседуем с носителем этой грозной фамилии, наводящей трепет на немецких асов. За столом сидит спокойный профессорского облика человек, с добрыми голубыми глазами и мягкой речью. Звёздочка Героя Социалистического Труда поблескивает на лацкане его пиджака. Таков внешний облик того, чье имя с благодарностью и любовью повторяют наши лётчики под серыми небесами Карелии и на равнинах Кубани, чья творческая мысль как бы незримо участвует в воздушных битвах.

Но проходят несколько первых мигнут беседы, и за «партикулярным» пиджаком раскрывается образ человек, связанного с армией и её интересами каждой мыслью, каждым шагом, каждый дыханием. Военные лётчики, люди нашей боевой авиации – от сержанта до генерала, – каждодневно, систематически пишут конструктору Лавочкину. Конструктор Лавочкин систематически, каждодневно живёт их интересами, отвечает на их запросы. На важнейших действующих фронтах сидят инженеры-«полпреды» конструктора, его «глаза и уши», сообщающие ему все сведения о работе его машины – от качества самых мелких деталей, до поведения машины в бою. Эти инженеры, сотрудники Лавочкина, находятся на боевых аэродромах, в полках и дивизиях, живут в землянках с командирами и лётчиками, днюют и ночуют на стартовой площадке... В результате их фронтового пребывания к Лавочкину идут донесения: «Деталь такая-то ведёт себя так-то». Из сопоставления и сочетания многих таких наблюдений и рождается конечный технический вывод, часто ложащийся в основу дальнейших конструктивных изменений.

Неусыпную, непрекращающуюся слежку за поведением машины в бою, на взлёте и при посадке, на виражах и на прямой, на вертикали и на горизонтали, неустанное наблюдение за своим детищем Семен Алексеевич Лавочкин считает важнейшей частью работы конструктора.

Творчество авиационного конструктора заключается не в некиих внезапных технических «озарениях», а в кропотливом труде, в неустанной модернизации и усовершенствовании существующего типа машины. Об этом нам говорил и знаменитый наш конструктор Яковлев, об этом говорит сегодня и Лавочкин. Талантливость и ценность конструкция заключаются не только в тех показателях, которые машина даёт сегодня, но и в тех возможностях, какие она в себе таит, в её техническом потенциале. Сумму этих возможностей Лавочкин называет «душой» машины.

Раскрытию и реализации возможностей, которыми так богат «Лавочкин-5», посвящены сегодня жизнь и деятельность Семена Алексеевича. Каждая минута этой жизни пронизана стремлением улучшить, усовершенствовать ту или иную деталь, то или иные лётные данные машины.

– Поверите ли, – говорит Семен Алексеевич, – даже во сне не могу отвязаться от своей машины. То и дело снятся чертежи, расчёты... Иногда, чтобы отдохнуть, пробую на часок «убежать» от своей машины на рыбную ловлю, но и за удочкой мысли настигают меня...

В результате непрерывного наблюдения за серийным производством и систематической работы над «душой» машины самолёт Лавочкина приобрёл десятки новых качеств. За последний год значительно увеличились скорость и скоропод'ёмность «Лавочкин-5». Как плод кропотливых забот конструктора и его коллектива (инженеров Закса, Алексеева, Шиукова) мы сегодня имеем несомненное преимущество над лучшими немецкими истребителями и по скоростям и по маневренности. В части, где сидел представитель Лавочкина инженер Питерин, во время Орловской операции было сбито 75 немецких самолётов, а нами потеряно при этом 13 самолётов, причем пять лётчиков вернулись в свою часть. В других частях и соединениях эти цифры ещё более разительны – до 12 сбитых вражеских самолётов на одну нашу потерянную машину!

Другую важнейшую часть работы конструктора составляет постоянное наблюдение за авиацией врага, предвосхищение её дальнейших путей.

– Мне важно, – говорит Лавочкин. – но только констатировать то или иное изменение в конструкции «Мессершмит» или «Фокке-Вульфа», но и угадать, о каком дальнейшем усовершенствовании думает сейчас герр Мессершмитт, чтобы опередить его...

Истинный конструктор неизменно сочетает повседневную заботу о серийном производстве, вечную «переписку черновиков» с обязательным взглядом в будущее, с работой на завтра. Голубые глаза Лавочкина как бы провидят очертания грядущих машин в небе 1944–45 гг. И не только провидят, но и видят первые экспериментальные экземпляры этих машин, изготовленные на опытном производстве. Прообраз машины, которая завтра, или через год, или через два будет летать экскадрильями и полками, уже сегодня летает в единственном – ещё приблизительном – экземпляре. Лётные данные этой машины находятся на уровне самых смелых мечтаний.

Но в лабораториях и опытных цехах конструктора Лавочкина зреют идеи, которые находятся уже за гранью завтрашнего дня. Это машины 1947–48 гг. Пока эти машины ещё в чертежах, в исследованиях, в расчётах. Этими машинами будущего занимаются сотрудники Лавочкина, специальность которых – мечтать. Инженера Федорова Семен Алексеевич так и называет «заведующим мечтами».

В сочетании технических мечтаний с сегодняшними интересами и заключен творческий дух нашей авиационной техники.

Результатом этого творческого вдохновения, охватившего наших конструкторов и инженеров, является тот непреложный факт, что наши истребители сегодня превосходят по своим лётным данным истребителей всех других стран. А орлиные сердца советских лётчиков, дополняя и одухотворяя грозные машины, делают нашу боевую авиацию несокрушимой и страшной для врага силой.