Б. Николаев, Л. Леров 
// Сталинский сокол 10.09.1943

На земле смоленской

...Дело было так. Самолёт шёл на ночную разведку. Как всегда, Василий Кокорев получил особо трудную задачу. Командованию было известно, что к линии фронта движется свежая фашистская дивизия. Её надо было разыскать в лесных массивах, на дорогах, окутанных ночной мглой. Всё это дружный экипаж Кокорева выполнил, как обычно. Радист передал в штаб, что по земле ползут длинные колонны фашистских бронемашин.

Незаметно подкравшиеся истребители атаковали разведчиков. Загорелся левый мотор самолёта, а через секунды пылала уже вся машина.

Кокорев оставил самолёт последним, когда машина стала разваливаться. Он знал, что под ним земля, оккупированная врагом, но не терял своею обычного присутствия духа.

Приземлившись, лётчик залез в болото. Недвижимо, продрогший и обожжённый, просидел он там до рассвета. Когда взошла заря. Кокоров увидел крестьянина. Старик шёл тяжело, держа под уздцы тощую лошадёнку, попыхивая самодельной трубочкой. Это был первый свой, русский человек на оккупированной земле. Радостно забилось сердце.

– Батя!

Старик поднял глаза и с опаской оглядел пилота.

– Кто такой будешь?

Советские люди поговорили и поняли друг друга. Лётчику стало ясно, почему так недоверчив старик: немцы уже не надеются на своих полицейских и вербуют продажных провокаторов, чтобы с их помощью узнать, кто из русских помогает пленным, партизанам.

В знак доверия старик предложил покурить из своей трубки. Кокорев глубоко затянулся. Разговорились.

– Хороши у вас урожаи, дедусь!

– Да что толку в них. Сеешь, сеешь – силком, кулаком, пулей принуждают. А соберешь – до последнего зерна отберут. Молока и яиц столько отдаёшь, что для себя ничего не остаётся. Да и коров на селе почти нет – угнали.

Старик умолк, а потом неожиданно спросил:

– Немцы сказывали нам, будто большевики из старух сапёрные батальоны составили. Правда это?

Кокорев рассмеялся, а потом усадил старика на пень и рассказал eму о Красной Армии, об её наступлении. Когда прощались, дед порывисто, не по-стариковски, прижал юношу к груди.

– Вот туда шагай, сынок. Осиной, ольхой, овражками... В той деревне белая церковь на холму стоит. Там и найдёшь партизан.

Лётчик тронулся в путь. Невеселая картина расстилалась перед ним. В глазах мелькали узкие полосы ржи, полосы, политые кровью и потом русских людей. Он вспомнил, как рассказывал старик: землю пахали сохой, а вместо лошади запрягали женщин. Непривычно было глазу лётчика, всегда видевшему с высоты бескрайние колхозные поля, смотреть на эти узкие полосы земли. Кругом тихо, безлюдно. Изредка со склона оврага притаившийся Кокоров видел людей, работавших в поле. Они были в немецкой форме. Лишь позже узнал лётчик, что немецкая полиции сама убирает хлеб. А крестьян почти нет: одни сбежали в леса, других немцы угнали в неволю.

Когда стемнело, Кокорев переполз через шоссе. Это был короткий, но очень трудный, рискованный путь. Через каждые 10–20 метров вдоль шоссе стояли немецкие часовые. И непрерывно раздавался в ночи их нервный окрик:

– Хенде хох! Руки вверх!

В каждом кусте им мерещился русский. Не дожидаясь ответа, немцы стреляли в темень из автоматов, то и дело освещая дорогу ракетами. Бандиты нервничали.

Очутившись по другую сторону шоссе, Кокорев дождался утра и вышел на опушку. Из заболоченного ручейка набирал воду мальчик.

– Ты чей будешь? – спросил лётчик.

Мальчик назвал деревню, куда держал путь Кокорев.

– Что же, у вас в деревне-то разве нет воды?

– Немцы все колодцы загадили, – ответил мальчик.

Он поднял кверху свои большие ясные глаза на бледном веснущатом лице, скользнул взглядом по комбинезону, обрезанному до колен, и тихо сказал:

– До деревни километра три. – И ещё тише, шопотом: – Только, дяденька, сейчас туда не ходи. Там немцы облаву делают. Партизан ищут. Скот угоняют.

– А где поблизости ещё деревни есть?

– Нетути. Были, да немцы спалили. Зимой здесь партизаны в избах жили. Вот за это и спалили.

И мальчик рассказал, как добраться до места, где укажут дорогу к партизанам. Это был длинный, но более верный путь.

Четыре дня Кокорев шёл по-этому пути. Лесная малина и брусника поддерживали в нём остаток сил. Огонь он высекал, стреляя из пистолета в сухой хворост. Не раз и не два переплывал он реки и снова шёл.

В самые тяжёлые минуты одиночества, когда казалось, что нет больше сил двигаться, бороться, когда казалось, что плен неизбежен, лётчик вынимал из-за пазухи любимую книжечку – рассказы Горбатова о солдатской душе. За эти дни он, кажется, уже а 50-й раз перечитывал рассказы о мужестве и крепкой воле русского солдата. Вынимал лётчик из кармана и промокшее письмо жены. Она писала ему, что у семимесячного Бориса, которого он ещё не видел и который сейчас где-то далеко, в Усть-Каменогорске, режутся зубки, и он ждёт в гости папу... Сын его родился в радостный день сталинградской победы. Кокорев получил тогда телеграмму от жены: «Поздравляю с разгромом немцев под Сталинградом и рождением сына». Именно в те дни, первые дни жизни сына, Василий Кокорев делал свои первые боевые вылеты.

Рассказы о солдатской душе, письмо жены согревали, ободряли его, в нём poждались силы, он верил, что возвратится к своим.

На четвёртые сутки лётчик пришёл, наконец, в указанное ему мальчикам место.

Бог помощь, – сказал Кокоров старику, ворошившему скошенную траву.

– Спасибо... Откуда будешь? И кто ты такой есть?

Через минуту они уже сидели на траве и вели беседу, как давнишние знакомые. Старик жадно допытывался обо всём, что касалось «большой земли», наступления красных, жизни колхозов.

– Да, – задумчиво протянул старик, выслушав рассказ лётчика, – а вот немец знает одно слово «отдай». Теперь новая напасть, каждый понедельник и вторник рев на селе стоит – сотнями выгоняют ребят, девчат, стариков окопы рыть. А возвращается только половина. Окопы секретные. Вот, значит, кто выроет им такой секретный окоп, того немец тут же, на месте, и расстреливает. Чтобы секрет в землю схоронить. Вот какая она жизнь, сынок...

Старик оказался верным человеком Кокоров по его совету пришёл на перекресток двух дорог и подал условный сигнал. На этот сигнал явились партизаны.

Спустя несколько дней из партизанского отряда на «большую землю» улетел загруженный «У-2». Перед самым отлётом Кокоров не вытерпел и побежал к пилоту.

– Обожди минутку. Приглуши мотор. Друг у тебя душа авиационная?

Пилот рассмеялся. Вопрос был ясен. Кокорев залез в кабину и вскоре очутится на родном аэродроме.

...Стоя у карты, он долго и взволнованно рассказывал обо всем виденном и слышанном на земле смоленской. Кокорев обвел кружком леса, где провёл памятные дни, начертил свой путь. И тоненькая чёрная черта легла совсем рядом с жирной чертой линии фронта. Лётчик в эти минуты вспомнил слова партизан, провожавших его на «большую землю»:

– До скорой встречи! Передай друзьям, что смоленская земля ждёт своих освободителей.

Б. Николаев.
Л. Леров.