Братья Тур 

Кровь соединяет
// Сталинский сокол 09.10.1942

В высокогорных переходах группы альпинистов, связанные единой волей, достигают величайших вершин. Один чувствует усилие другого, и, если задний ослабевает, передние напрягают мышцы, натягивают канат, перекладывая на свои плечи и сердца часть напряжения ослабевшего. Такой спаянный волей коллектив не свалит ветер, не столкнет буран, не поглотит пропасть.

Весь день шел бой за высоту, господствующую над местностью. Подобно молодым львам, дрался башкирский кавалерийский полк. К исходу дня, когда бойцы закреплялись на захваченном рубеже, поставив коней в свежеотрытые укрытия, в первом эскадроне обнаружили отсутствие командира Хакимова. Пропал не только командир, но и четыре джигита, его оберегавшие, – видно всех подстрелили проклятые немцы или разорвало шальной миной.

Вечером разведчики поползли на поле, внимательно осматривая каждую лощинку, каждой кустик, – нет ли где убитого командира, чтобы хоть труп его с воинскими почестями предать погребению. Но нет, нигде не отыскался капитан Хакимов. В темноте доползли разведчики до деревни, где засели немцы. И здесь крестьяне шепнули башкирам, что в погребе у Глафиры Стрешневой спрятан раненый капитан, которого подобрали в овражке у деревни.

Пулей домчались разведчики обратно в полк. Родным эскадроном временно командовал комиссар Галиев. Комиссар собрал всех в лощине и рассказал о судьбе командира. В суровом молчании выслушала конники слова комиссара. Только фыркали кони в ночной тишине. А рядом с конем комиссара стоял другой конь без всадника. Был он оседлан по-походному, сбруя надраена, как для парада. Конь нервно косил глазом, будто ожидал, что привычная нога командира легко ступит в стремя.

Прямо отсюда, из лощины, изготовясь к бою, всадники в предрассветной тишине вышли командиром. Скоро они неслышно подошли к занятой немцами деревне. Здесь бесшумно сняли сторожевое охранение и, засветив смоляные факелы, с гиканьем ворвались в улицу.

Деревенские деды показали избу Глафиры Стрешневой, где томился раненый командир. Когда друзья-конники вошли в погреб, среди пустых бочек от квашенины лежал Хакимов. Он приподнялся на локтях и сказал: – Я знал, что вы придете, друзья мои...

Опираясь на плечи бойцов, он вышел на крыльцо, где ждал его оседланный по-походному конь. Кавалеристы помогли командиру сесть в седло. Он попросил привязать себя веревкой к луке. Два всадника стали по бокам, обняв своего командира. И так, обнявшись, поскакали они в бой в голове эскадрона.

– Командир с нами! – прошелестело, как ветер, по рядам бойцов.

Горы немецких трупов нагромоздили в эту ночь башкиры за раны своего командира. Деревня была занята, а заодно и еще одна – таков был порыв воинского духа в этом бою!

Быть может, в то самое время, когда на земле башкирские конники выручали своего капитана, в воздухе плыла семерка «ИЛ'ов», возвращавшаяся после атаки танковой колонны. Семерку вел опытный летчик капитан Логвиненко. Внезапно на штурмовиков набросились из-за облаков пятнадцать «Мессершмиттов». Два немца атаковали левого ведомого младшего лейтенанта Паршина, зайдя в хвост. Это увидел капитан Логвиненко и ринулся на помощь своему ведомому. Но Паршин в это время заметил, что «Мессер» заходит в хвост машины его соседа – лейтенанта Шадура. Не думая о себе, Паршин метнулся выручать товарища, ударив из пушек по немцу. А сам Шадура увидел «Мессера», предательски подкрадывавшегося к хвосту самолета Логвиненко, и полетел защищать командира.

Так, защищая один другого, провели русские летчики беспримерный этот бой, прикрывая своим сердцем сердце командира, забывая о себе при виде опасности, грозящей товарищу. Обороняя друг друга семерка как бы образовала замкнутую кривую, начертанную огнем пулеметов и пушек. В этом бою штурмовики, несмотря на двукратное превосходство немцы сбили двух «Мессершмиттов».

На другом участке фронта наши летчики штурмовали вражеский аэродром. Немецкая зенитка, повредила машину капитана Морозова. На самолете с разбитым хвостовым оперением капитан все же закончил боевую операцию и лишь после этого развернулся на свой аэродром. Вся группа, участвовавшая в штурмовке, сопровождала подбитого товарища. Внезапно на обратном пути на их боевой порядок налетела стая «Хейнкелей». Подобно лебедям в опасности, товарищи окружили самолет капитана Морозова плотным строем. В пулеметных лентах кончались патроны, в баках – горючее. Но летчики продолжали яростно отбивать атаки немцев, и ни один из них не бросил своего командира и мужественного друга.

Внизу показались немецкие укрепления. Еще минута – и линия фронта уже останется позади. Как раз в этот момент из самолета Морозова вырвался огонь. Но, заметив внизу вражеских стрелков, капитан на своей горящей машине упрямо устремился к земле, расстреливая остатки боекомплекта. Воодушевленные его примером, вместе с ним ударили по пехоте его спутники. Вскоре оберегаемый товарищами самолет Морозова благополучно сел в расположении наших войск.

Примечательно в этом случае то чувство боевого упорства, которым полно было сердце подбитого летчика благодаря ощущению слитности с друзьями.

В жестоком воздушном бою самолет командира эскадрильи старшего лейтенанта Седых был сбит численно превосходящим врагом. В пылу схватки летчики увидели отделившийся от падающей машины белый шар парашюта, к которому уже устремилось черное фашистское воронье. Сержант Стесенко метнулся ни помощь к спускающемуся на парашюте командиру, а два других летчика приняли на себя атаки вражеских истребителей. Пока они отвлекали взимание немцев, Стесенко сопровождал парашютиста до самой земли. И лишь когда сержант увидел, что парашют командира распластался на земле – на своей земле! – летчик взмыл кверху и, присоединившись к товарищам, продолжал бой.

Все это только крупицы из того бесчисленного множества изумительных примеров боевой товарищеской выручки, косыми дарит военную летопись каждый день отечественной войны. Благородное чувство взаимопомощи в бою вошло в кровь наших воздушных воинов. Им, этим прекрасным чувством, определяется в значительной мере самая тактика советского воздушного боя.

Но с особенной горячностью и самозабвением защищают наши воины своих командиров. Ведь командир – самый опытный и умелый боец в части, живой носитель драгоценного искусства воевать. Мудро говорит народная пословица: «Сильна рать воеводой». Не зря целит враг в мозг и сердце подразделения – в его командира. Бойцы, сумевшие охранить своего командира от грозящей ему опасности, тем самым увеличили боекомплект моральных сил сражающейся части.

Советский командир, сохранивший и приумноживший лучшие боевые традиции русского воинства, пренебрегая опасностью, неизменно присутствует там, куда зовет его военная необходимость. Наши авиационные командиры ведут воздушные эскадры в самые дерзкие и опасные рейсы, воспитывают молодых пилотов, предводительствуя в самых трудных полетах. Такие командиры составляют основную массу советских воздушных офицеров.

И советские воины должны, если придется, подставить сердце, чтобы прикрыть сердце своего командира. Ведет ли командир эскадрилью бомбардировщиков или эскадрой кавалеристов, – все равно, бойцы знают, что он плоть от их плоти, кровь от их крови, кость от их кости. Бойцы знают, что их интересы – его интересы, что их беда, как его собственная рана, не дает ему спать ночью, что их радость заставляет громче стучать его сердце.

Кровь, совместно пролитая в бою, соединяет, как клятва. Неделя, проведенная вместе в блиндаже, минута, проведенная в воздушной схватке, сплачивают крепче, чем долгие годы мирного соседства.

Чем крепче военная дружба, чем преданней и беззаветней любовь к своему командиру, тем ближе солнце победы.

Братья Тур.