Бригадный комиссар И. Никифоров 

Невеселые мысли немецкого солдата
// Сталинский сокол 19.11.1941

Новое наступление венцев, предпринятое Гитлером на Восточном фронте в октябре, провалилось. Это уже понимают и сами немецкие солдаты и офицеры, и население фашистской Германии. Бросив на Москву огромные силы, потеряв здесь громадное количество солдат и техники, Гитлер существенных результатов не добился и теперь вынужден подтягивать силы для второго наступления.

Гитлер спешит, ибо наступает настоящая русская зима с ее морозами, ветрами, снежными заносами, которая несет немецким головорезам немало новых невзгод.

Зарывшиеся в землю на дальних подступах к Москве, с’едаемые вшами и грязью, голодные и обмерзшие, немецкие солдаты все чаще и чаще задают себе один и тот же вопрос:

– Что же дальше? Когда же конец войне, давно обещанный Гитлером? Во имя чего, собственно, миллионы немцев гонят в Россию на верную смерть?

И чем больше значительная часть немецких солдат, в свое время одурманенных гитлеровской демагогией, задумывается над этими вопросами, тем ясней для них становятся вся преступность затеянной фашистами войны, подлинное империалистическое лицо гитлеровской банды.

Начиная новое наступление на Востоке, которое должно было «спасти» Германию от гибельной затяжной войны и от русской зимы, профессиональный лжец и убийца Гитлер вновь прибегнул к очередному обману своего народа и армии. Надо было поднять боевой дух фашистских солдат. И вот 2 октября на сцену появляется воззвание «фюрера», составленное в обычных крикливых, напыщенных тонах фашистской демагогии. Но характерно в нем другое: сквозь хвастливые и неопределенные фразы, сквозь барабанную трескотню ясно выпирало одно – гитлеровская клика страшится зимы. Гитлер не обещает конца войны. В заключительной части своего обращения Гитлер писал: «Окончательно проведена подготовка к последнему сильнейшему удару, который должен разбить врага еще перед наступлением зимы», и дальше: «Сегодня начало последнего большого решительного сражения этого года», которое Гитлер называл «важнейшей предпосылкой для мира».

Таким образом фашистский «фюрер» пытался поднять дух армии, обнадежить ее тем, что ей не придется воевать зимой. Что касается мира, который Гитлер судил в 1941 г. одураченным немецким массам, то в воззвании «фюрер» смог сказать лишь о «решительном сражении этого года». Кто-кто, а берлинский жонглер и обманщик лучше всех знает, что победа и мир сегодня от него дальше, чем в начале войны.

Пуская в глаза пыль на-счет «важнейших предпосылок для мира», Гитлер старается этим внушить своим солдатам мысль: если будет взята Москва, то советское правительство капитулирует примерно так же, как было после взятия Парижа во Франции, где предатели положили свою родину к ногам гитлеровской банды.

Гитлеровское воззвание зачитывалось германским солдатам в начале октября. Всякому мыслящему человеку уже из этого воззвания было ясно, что Гитлер учиняет новый обман и без того уже не раз околпаченных немцев, что ничего хорошего он не обещает и не может обещать своей армии и народу.

Но с помощью этого воззвания гитлеровское командование постаралось как следует «обработать» немецкого солдата. Офицеры уверяли солдат, что Москва будет взята в 2—3 недели, а Красная Армия капитулирует. Многие фашистские молодчики, лишившиеся за время гитлеровской власти способности мыслить, вновь поверили в брехню Гитлера и в «комментарии» офицерства к воззванию «фюрера».

Однако не все фашистские вояки были в начале наступления радужно настроены, многие с самого начала не верили воззванию своего «фюрера», зная ему цену. Пленный обер-ефрейтор 4-й роты 95-го пехотного полка 17-й пехотной дивизии Эрвин Сопп довольно откровенно оценил гитлеровское обращение: «В 1933 году Гитлер обещал нам мир и жизнь, полную удовольствия, но прошел год и еще год, и мы не получили ничего, кроме нужды, а затем вместо обещанного фюрером вечного мира мы получили мировую войну и тысячи убитых».

Прошло две, потом три недели нового наступления германских оккупантов. Затем потекли недели одна за другой. Наступление на Москву захлебнулось. Наши пехотинцы, танкисты, летчики, артиллеристы нанесли немецким бандам громадный урон, приостановили их продвижение, кое-где потеснили, заставили перейти к обороне.

«Решительный удар» Гитлера оказался очередным блефом, его воззвание – наглой брехливой приманкой для тысяч фашистских дурачков. В настроении германских солдат, естественно, произошел поворот к худшему. Правда, немецкие офицеры «перестроились» и со второй половины октября вместо мира стали обещать «зимнюю передышку» и отпуска. Пленный ефрейтор из 478-го пехотного полка 258-й пехотной дивизии Курт Пухальский рассказывает: «В последнее время в словах офицеров проскальзывают другие нотки: Москву, вероятно, до начала холодов не удастся взять, но тот, кто будет храбро сражаться, получит отпуск».

Однако новые, весьма туманные обещания не могут поднять наступательного духа немецких солдат, которых все больше и больше начинает раз’едать червь сомнения.

Особенно характерны в этом смысле письма солдат, захваченные нами в период нового гитлеровского наступления. То, что гложет, раздает сознание немецкого солдата, проскальзывает все чаще в этих письмах. Воистину «что у кого болит, тот о том и говорит». В своих посланиях на родину немцы много пишут об ожесточенном сопротивлении Красной Армии, о громадных потерях своих войск. Страх перед затяжной войной и зимней кампанией, боязнь за свою личную судьбу, желание поскорей выбраться целым с фронта, кончить войну, попасть к жене, к детям – таков основной мотив большинства писем.

24 октября солдат Симон Бруммер писал своей тетке Лутц в Мюнхен:

«Дорогая тетя! До Москвы осталось только 70 километров. На этом пути погибнет еще много людей. Русские сейчас оказывают очень большое сопротивление в борьбе за Москву... В этом походе уже погибли многие, больше, чем в походах против Польши и Франции... Если мы прождем еще полгода, то мы пропали, так как у русских очень много людей».

Солдат Рупп (полевая почта 15554) пишет 26 октября жене Марте (Мюнхен, 2 Зенглингенштрассе, 21/1):

«Русский дерется ожесточенно и отчаянно за каждый метр земли, который мы у него отнимаем. Еще никогда бои не были так тяжелы, и многие из нас больше не увидят родины».

Ефрейтор Франц Грубер (полевая почта 15554) писал семье:

«Дорогие дядя и тетя! Из марша сейчас ничего не вышло. До Москвы осталось 80 километров, а сопротивление все растет. Из нашего союза пали Франк Иосиф, Гаксганг Людвиг и Грубер Конрад».

Спастись, вырваться целым из «мясорубки», которую получили немцы на Восточном фронте, избавиться от русской зимы – вот одна из главных мыслей писем немецких солдат.

«Надежда всех тех, – пишет семье ефрейтор Яков Хаверс, – кто находится здесь в России, – до зимы выбраться из этого бедствия».

В письме ефрейтора Карла Верл (полевая почта 15554) своему брату Готфриду Верл (3-й запасный зенитный батальон Фридрихсгафен) много сказано между строк:

«Готфрид! Я никогда не писал родителям того, что могло бы ввергнуть их в заботы. Я всегда писал противоположное... Мог бы многое рассказать тебе... Да, брат, все мы здесь, на фронте, многое дали бы за то, чтобы опять быть в Германии. Если кругом грохочет и стреляет и каждые 2—3 метра лежит труп, то взгляд на вещи меняется».

Ухудшение морального состояния немецких солдат – результат не только провала плана «молниеносной» войны. Все сильней дают себя чувствовать усталость, изнурение немецких солдат в связи с общими трудностями войны в СССР.

Германская армия плохо снабжается продовольствием, у нее нет теплого обмундирования. Голод, холод и вши одолевают немецкого солдата.

«Настроение немецких солдат, – говорит пленный ефрейтор Ганс Леекес, – меняется вместе с питанием: плохое питание – плохое настроение». Ефрейтор рассказывает, что даже при «нормальном» снабжении солдатам выдавали один формованный хлеб на 3—4 человека. Но вот за последние 5 дней солдаты штабной роты 241-го пехотного полка 110-й пехотной дивизии совсем не получали хлеба и горячей пище и питались только тем, что «находили» у крестьян. Об отсутствии хлеба говорит и пленный Иосиф Цоллиг.

Даже обычное обмундирование немецких солдат износилось. Белье выглядит черным от грязи, оно полно вшей. Пленные непрерывно чешутся, они не мылясь горячей водой уже 4 месяца.

Ко всему еще надо добавить подавленное состояние населения Германии в тылу. Отсюда на фронт идут письма, полные жалоб на голод, бомбежки, на потерю родных и близких в боях на Восточном фронте.

Если идея собирания Германии, разбитой на куски в силу Версальского договора, пользовалась поддержкой германского народа, то теперь, когда гитлеровская клика ведет захватническую, грабительскую войну, такая идея уже не может больше воодушевлять немецкую армию. В таком духе высказываются многие пленные. Ефрейтор 1-й роты 95-го пехотного полка Отто Коорт заявил:

«Цели войны с СССР мы не понимаем. Именно поэтому у многих из нас скверное настроение. Мне кажется, что у командира роты лейтенанта Хиилейна, да и у командира батальона подполковника Рота такое же настроение... Я о войне думаю печально; нельзя забывать, что против нас еще Англия и США».

Пленный унтер-офицер 3-й роты 253-го пехотного полка 35-й пехотной дивизии Отто Вакес говорит:

«Настроение солдат удрученное. Каждый подавлен войной. Все говорят: хоть бы кончилось это мучение. Эта мысль высказывается вслух и столь часто, что стала обыденным явлением. Вдобавок, солдаты очень боятся зимы».

Моральное разложение армии, дух несогласия и протеста у гитлеровских солдат выражаются еще недостаточно сильно, но они будут возрастать все сильнее и сильнее по мере того, как Красная Армия будет наносить врагу все более ощутительные и сокрушительные удары. Немецкую военную машину еще сковывает зверская дисциплина, покоящаяся на устрашении, терроре и тупом повиновения немецких солдат-автоматов. Но червь сомнения уже гложет хваленую германскую армию, развенчивает германскую военную машину. Эта машина, как и весь гитлеровский империалистический режим, покоящийся на чудовищном обмане и угнетении народных масс, на ограбления и крови, обречен. На русских полях будет окончательно разгромлена и истреблена вся гитлеровская банда.

Бригадный комиссар И. Никифоров.
Западный фронт.