Г. Сожин, Л. Леров 

Неудавшаяся «миссия» немецких парашютистов
// Сталинский сокол 28.11.1941

Замерзшие, обовшивевшие, они прикидываются христосиками, людьми, для которых война, якобы ремесло, но не политика. Они взяты в плен в боях под Ленинградом из берегу реки Н.

– Какой вы части? – спросили их на допросе.

Смущаясь, они отвечали:

– Первого парашютного истребительного полка, седьмой авиадесантной дивизии.

Смущение пленных попятно: бывшие парашютисты бывшего авиадесанта. Их взяли в плен не в момент приземления у нас в тылу. Все они попали в плен вместе с пехотинцами, на которых всегда смотрели свысока.

Их учил сам Геринг. Он лично формировал и обучал этот отряд поднебесных разбойников.

Многие из этих двадцатилетних бездельников и сутенеров, членов союза гитлеровской молодежи, пошли в парашютный отряд добровольно. Но, как показывает Мольцан, стимул у всех был один: усиленное питание и 60 марок в месяц. Долговязым бандитам, давно уже потерявшим всякое понятие о чести и морали, внушали, что они призваны выполнить «высокую миссию», что на шелке своих парашютов принесут они «новый порядок» на чужие земли.

Провожая своих солдат на войну, командир 3-й роты парашютного полка обер-лейтенант Штейнфоль, простирая руки к небесам, патетически восклицал:

– В вашем лице прошлое протягивает путь к будущему!

О прошлом у Герберта Гофмана, Гейнца Шуана, Теодора Гуэзмана и других бывших парашютистов бывшего парашютного полка сохранилась воспоминания, как о сладком сне. Война для них была своеобразной увеселительной прогулкой. Дания, Голландия, Бельгия – так называемые десанты на площадях европейских городов, скитания по кабакам и публичным домам. Иные, как это свидетельствуют найденные письма, предпочитали мужеложество.

Будущее, рисовавшееся пышными оргиями в гостинице «Астория», истязаниями ленинградских девушек, грабежом ленинградских квартир, так и осталось несбыточной мечтой. Парашютный, его сиятельства Геринга полк сняли с критских квартир, т. е. винных погребов, и послали на восток. «Мальчики», уже слыхавшие о том, как в хвост один другому идут с востока санитарные поезда, груженные ранеными, приуныли было. Но под влиянием, спирта геринговские выкормыши вскоре начали хвастливо кричать: «Мы не пехота, мы парашютисты, мы торжественно спустимся на парашютах прямо перед Зимнем дворцом».

Им не довелось даже использовать свои парашюты. В Луге произошел конфуз. «Белую» кость пришлось смешать с «черной». Парашютистов пересадили, с транспортных самолетов в грузовики и сказали: «Побаловались – и будет».

Ленинград – это не Копенгаген. Генерал фон Лейб спешно заделывает бреши потрепанных пехотных частей. «Прославленных» немецких парашютистов «спустили» с неба на землю и погнали наряду с пехотинцами на передовые позиции. В пехоту переведен не только первый, но и третий парашютный полк. И вот Гейнц Шуан из деревни Герде-Дратранг пишет домой:

«Вчера и сегодня здесь, под Ленинградом, опять начался настоящий ад. Мы ходили в атаку на гигантскую линию укреплений. В сплошном огне нельзя было различить отдельных выстрелов. Наши потери велики. В гавани Ленинграда находятся линкор и крейсер. Стреляют по нас. Трудно себе представить, какие воронки образуют такие снаряды при разрывах. Один из них взорвался в 200 метрах от меня. Я взлетел на 2 метра в воздух и грохнулся на землю. И зачем нас только сюда послали?..»

Солдат Герман сетует: «Мы попрежнему находимся в бою. К сожалению, мы так и не прыгали с парашютами. Здесь холодно, и мы ходим, как индейцы. Вчера я первый раз после 20 дней помылся».

Протоколы допроса бравых «Гансов», письма, документы рисуют их моральный облик, обнажают их немудреную «философию»: грабь, насилуй, убивай, втаптывай в грязь совесть, честь. Трясущийся от страха пленный грабитель Шнейдер (у него при обыске найдено много портсигаров, часов) заявляет: «Политикой занимается фюрер. Мы, солдаты, ему повинуемся. Сам я анализировать не могу». Шнейдер не хочет работать головой. Он хочет «работать руками»: грабить, истязать. Он сознается: «Я знаю, что Геббельс врет, я вынужден был ему верить, так как другого источника информации нет».

В одной роте со Шнейдером служил Вольдемар Мольцан. Ему 21 год. Он уже 7 лет состоит в союзе гитлеровской молодежи. Бравый парашютист, бывший щеголь имеет грязный, потрепанный вид. Как он сам говорит, парашютисты были последний раз в бане еще в Германии перед отправлением на Восточный фронт. Душа у Мальцана так же грязна, как и его тело. В городе Ш. он насиловал девушек, в деревнях на берегу реки Н. грабил мирных жителей. Это он признает, уличенный письмами, вещественными доказательствами. Мольцан – человек-зверь. Так его воспитали. Он остается зверем и тогда, когда получает письма от матери-старухи. Она умирает от голода. Пособия хватает лишь на несколько дней жизни. Старуха пишет сыну: «Милый Вольдемар! Я в настоящее время не имею не пфеннига. Весь мой доход составляет 24 марки в месяц. Этих денег недостаточно для жизни, не говоря о том, чтобы уплатить налоги. Я думаю, что ты войдешь в наше положение и из сострадания пришлешь нам несколько марок на жизнь. Подумай о нашем бедственном положении».

Но прожженному негодяю чуждо чувство сострадания даже к родной матери. Может ли у нас быть чувство сострадания к этим гитлеровским выученикам? Никогда! Мерзавцам собачья смерть!

Г. Сожин, Л. Леров.
Ленинградский фронт.