Г. Семенихин 
// Сталинский сокол 03.11.1943

За тебя, Киев!

(От нашего специального корреспондента)

Вот он лежит под крылом самолета, древний город нашей родины, красавец Киев. Сквозь стекла кабины штурман капитан Мангуш отчетливо видит очертание его улиц и площадей, остроконечные макушки церквей, ровные прямоугольники кварталов, рельефно выделяющихся на фоне украинской степи.

Киев, Киев − кому из воинов Красной Армии не дорого это слово! Далее тот, кто никогда не был в этом городе, кто никогда не ступал по его широким улицам, никогда не умывался светлой днепровской водой, даже тот с уважением и любовью произносит твое имя.

Киев, Киев, залитый солнцем, сверкающий остриями церковных крестов, наполненный звоном трамваев, гудками троллейбусов, говором толпы на Крещатике, − таким мы помним тебя. Не один раз устремлялись враги к этому городу. У стен его нашли могилу буйные отряды хозар и половцев. Древние камни до сих пор хранят следы вражьих стрел, в земле украинской тлеют кости иноземных захватчиков, пытавшихся покорить этот город.

Два года назад грязная, разнузданная орда фашистов ворвалась на улицы Киева. Кованый сапог тильзитского ефрейтора еще и до сих пор стучит по асфальту Крещатика, лающая чужеземная речь вырывается из репродуктора. На виселице раскачивается труп восемнадцатилетнего юноши, который хотел жить и поэтому бросил гранату в автомобиль с немецкими офицерами. Измучен город. Разрушен когда-то шумный и веселый Крещатик. Мертво и пусто в каштановых нарках, выгорели от пожаров целые кварталы. И теперь с высоты двух тысяч метров видны зияющие прямоугольники.

Истерзанный город лежит внизу. Но Киев не сдался. И когда на Софиевской площади замирают шаги часовых, когда темная ночь опускается на кварталы, в городе раздаются выстрелы. Киев мстит чужеземцам, гневно и возмущенно гудит седой Днепр в ветренную погоду. Бьются о берег косматые сердитые волны. И кажется, что тогда из глубин реки доносится голос Тараса Шевченко. «Злою вражскою кровью землю окропите!» − кличет гневный Тарас. И кажется, что вторит ему гетман Богдан Хмельницкий, высоко поднявший богатырскую руку со стальной булавой. «Не бывать немцам на земле украинской!» А ветер подхватывает эти слова и несет на восток, в степь, туда, откуда наступают воины Красней Армии. Слышат воины этот голос. И они мстят за поруганную украинскую землю, за разбитый Крещатик, за юношу, труп которого раскачивается на виселице, и за других людей, замученных немцами. Воины мстят, и черная вражеская кровь пятнами остывает на земле украинской. Воины мстят, и на полях Киевщины вырастают новые ряды деревянных крестов, накрытых железными касками.

Штурман Мангуш нажимает кнопку электросбрасывателя, и от самолета отрываются бомбы. Стремительно рассекая воздух, несутся они к земле, и через несколько секунд там, внизу, возникают яркие столбы пламени.

− За тебя, Киев! − говорит штурман. − За тебя, Киев!

Эта короткая фраза стала символом мести. Это ее произнес пехотинец Демин, когда бросил последнюю гранату по отступающим немцам, пытавшимся контратаковать его взвод.

− За тебя, Киев! − сказал наводчик старший сержант Полещук, подбив из своего орудия третий фашистский танк.

− За тебя, Киев! − воскликнул капитан Гущин, когда второй сбитый им немецкий самолет стал надать на землю, оставляя в небе длинную полосу дыма.

− За тебя, Киев! − в этой фразе сливаются вся любовь к большому древнему городу и вдохновенная ярость к врагам, изранившим его тело, и желание приблизить час освобождения.

Трудно рассказать, с какой отвагой и стойкостью сражаются на подступах к Киеву воздушные бойцы. Летчик младший лейтенант Гамаюн за последнее время совершил 37 штурмовок. Его счет − эго десятки уничтоженных автомашин, огневых точек, десятки истребленных фашистов. Четыре раза в день водил он на цель тяжелый грозный «Ильюшин». И если Гамаюн после третьего вылета возвращался на аэродром усталым и кто-нибудь из товарищей, заметивших это, предлагал ему отдохнуть, летчик решительно отвечал:

− Три вылета − это не все! Разве столько нужно сделать за Киев! − И улетал, и снова его стремительные залпы настигая врага. Молодой летчик сержант Дроздов при подходе к цели был атакован немецкими истребителями. Со всех сторон тянулись к нему трассы пулеметных очередей. После двух атак Дроздов обнаружил, что у его машины отбили левый элерон. Но, несмотря на это, он дошел до цели, обрушил на нее бомбовый груз и лишь потом возвратился на аэродром.

Летчики Н-ской части только за два дня сбили 11 вражеских самолетов. Я помню истребителя-украинца старшего лейтенанта Александра Михалевского. Глаза этого летчика горели ненавистью, когда говорил он о Киеве:

− Вот поверьте, как вспомню про разбитый Крещатик, про нарки, в которые раньше звенели девичьи голоса, а сейчас тихо и мертво, кулаки просто сжимаются от злобы. Ведь какой город был Киев!

Полчаса спустя я узнал, что в бою Михалевский сбил «Мессершмитт-109» в наре с летчиком Носовым. Он атаковал двух вражеских истребителей. Тот, которого выбрал себе Михалевский, видно, сразу понял, что имеет дело с человеком, решившим драться жестоко, насмерть. Немец уходил, маневрировал, но Михалевский неотступно преследовал его, а потом выбрал минуту и тремя очередями пронзил фашистского бандита.

Когда в небе загорается от меткой очереди вражеский самолет, когда бомба надает на склад с боеприпасами, когда штурмовик обрушивает пушечный огонь на скопление автомашин, в эфир несется короткая полная гнева фраза:

− За тебя, Киев!

Г. Семенихин.

Действующая армия.