Братья Тур 

За родную землю
// Сталинский сокол 25.12.1942

Они спят днем, эти ночные воины, буравящие огромные массивы тьмы, чтобы ударять огнём и железом в далёкое вражье сердце.

Сквозь грозовые разряды, сквозь нескончаемую толщу облаков не раз неслась тяжёлая машина гвардии старшего лейтенанта Николая Степаненко к Берлину, Бухаресту, Данцигу, Кенигсбергу. Под плоскостью проплывали города и сёла Украины – трижды любимой в разлуке родной земли. В тягостной тьме лежит далеко внизу земля родины, и от этого одновременного ощущения её близости и отчуждённости сердце бьётся горячее, мозг работает тревожнее, мысль становится яростней и острей.

– Бывает время, – говорит Степаненко, – когда я каждую ночь пролетаю над родной Украиной, по расчёту времени знаю: сейчас летим над родными местами. Хочется крикнуть землякам: «Держитесь, хлопцы! Мы скоро придём!». Хочется сбросить письмо, кусок своего сердца. Но высоко идёт машина, и ничего не видно в кромешной мгле. Эта тьма – горестный символ народного несчастья, постигшего сегодня милую мою Украину.

Ярость настоящего воина проявляется не как бурный пароксизм гнева, а выкристаллизовывается в ледяную, мы бы сказали, расчётливую, разумную злость. И всякий раз, пролетая над ночной Украиной, Николай Степаненко с ещё большим спокойствием и искусством ведёт свой корабль к фашистскому логову, хладнокровней находит цель и под истерическим огнём вражьих зениток ходит над целью ровно столько, сколько нужно, чтобы «как в яблочко», положить бомбы на заданные об'екты.

Николай Степаненко – украинец не только по рождению, не только по языку матери и отца, но и всеми своими чувствами. В родных просторах Украины летал он много лет, до самой войны.

Начало войны Степаненко провёл на Украине, обороняя её от разбойничьего нашествия. Как-то раз свалился, подожжённый, в расположение противника, а потом пробивался к своим в крестьянской свитке по обочине дорог рядом с идущими немецкими частями.

– Я видел, – сказал нам Степаненко, – как под Кременчугом фашистский лётчик с бреющего полета расстреливал поезд с детьми. На крыше каждого вагона алел огромный красный крест, но фашист пикировал на состав.

Я видел древнюю старуху, которой до смерти, как говорится, два дня осталось. Немцы вместе с другими старухами и стариками запрягли её в упряжку и заставили волочить тяжёлую пушку. Старуха умерла в упряжке. Но немцы не разрешили распрячь упряжку, и старые люди продолжали тащить орудие вместе с трупом...

Благородное ожесточение смертной битвы овладело лётчиком Степаненко. Эта святая ненависть ещё больше укреплялась созерцанием врагов, в облике которых Степаненко не мог найти ничего человеческого.

– Я вёз как-то в самолёте, – рассказывает Степаненко, – пленный экипаж немецкого бомбардировщика. Это были те самые молодцы, которые так обожают пикировать на детские эшелоны и воевать со старухами. Ну, до чего же по-холуйски вели себя эти господа в плену! Представьте себе, ихний командир с двумя крестами заискивающе протянул мне руку. Я оттолкнул её, эту кровавую руку.

...Капитан Афанасий Калиникович Рода также говорит о том ожесточении, которое владеет его сердцем. У штурмана Рода остались на Украине мать и две сестры, вся родня. У немцев осталась и жена его вместе с сыном.

– Нет сил об этом говорить. Но зато хочется много делать, много и крепко драться. Какое удовлетворение испытываю я в тот момент, когда после многочасовой болтанки, в густом молоке тумана, в безлунных ночных пропастях передам лётчику три коротких слова: «Машина над целью!»

Штурман Рода – участник полётов на Кенигсберг, Данциг, Берлин.

– Мы летели между двух грозовых стен, в сплошном сверкании молнии, как бы в огненном коридоре. Плоскости будто фосфоресцировали голубым и оранжевым светом, воздух был насыщен электричеством. Много часов мы не видели земли, и, когда показался Данциг, чертовски захотелось бомбить. Пришлось напрячь волю и удержаться, чтобы не нажать кнопку бомбосбрасывателя. Ведь основная цель – Берлин – была впереди. Несмотря на шквальный огонь зениток, отбомбились хорошо. И снова – долгие часы слепого полёта домой...

Велика задача штурмана в таком дальнем полёте. Совершенным и отточенным должно быть его искусство. Многогранным и богатым – опыт. Но, кроме карт и расчётов, штурмана Роду вела святая жажда расплаты за Украину, неутолимое желание видеть её свободной.

– При вспышках бомб я хорошо видел Берлин, – рассказывает Рода. – Окружная дорога, опоясывающая город, автострада, уходящая белой полоской на восток... Но мне казалось, что я вижу не только слабые контуры берлинских зданий, но и богатства нашей Украины, свезённые и заточённые в Берлине. Я вижу золотое наше зерно в берлинских элеваторах и пакгаузах. Я вижу наших девушек в унизительном рабстве у берлинских бюргеров.

У штурмана Колесниченко на Украине в колхозе остались отец, мать, две сестры. Его 150 вылетов в глубокие тылы противника – месть за горькую долю родных.

Гвардии майор Степан Швец родился в хлебородной степи между Старобельском и Лисичанском, вместе с отцом партизанил в гражданскую войну. Майор Швец – старейший лётчик полка, его ветеран, один из лучших его воинов.

– Я встречаюсь с Украиной, – рассказывает майор Швец, – ночью, глухой ночью, идя к цели. Но и после прилёта с задания, когда я сваливаюсь на койку и засыпаю, едва успев сбросить унты, – Украина вновь приходит ко мне. Я вижу её во сне: её левады, ее синий чернозём, лозняковые плетни подле её хат... Я слышу её речь, похожую на журчание ручья. Поверьте мне, – я не романтик, я – человек реальной складки, но каждый сын Украины видит во сне свою родину.

Летчик Швец, и штурман Несмашный, и капитан Молодчий, и майор Хартюк, и Токоленко – все они непрестанно думают о своей «неньке Украине», и все они знают, что скоро будут на её просторах. За этот час, за его приближение летают они в далёкие края фашистской ночи. Да, это люди реальной складки, как сказал майор Швец. За осуществление своей мечты они дерутся всей силой воля, всей мощью оружия.

...Когда лётчики дальней нашей авиации идут к цели, – на огромной высоте, в кислородных масках, с запёкшимися губами – они сосредоточенно молчат. Каждое движение на такой высоте нужно экономить, ведь каждое лишнее движение утомляет, причиняет боль. Взять карандаш, вытереть рукавицей бровь стоит большого усилия.

Но, когда, удачно отбомбившись, самолёты идут домой, сердца пилотов как бы раскрываются навстречу песне. Приближаясь к дому, лётчики поют. И с пересохших губ сынов Украины, только что мстивших за свою мать, слетают нежные призывные слова старой песни:

Черна хмара с пид дубравы
Разостлалась край Дунаю.
Жду тебе, моя кохана,
Пидем, сердце, в родный край…

Чёрная хмара лежит над Украиной от Дуная до Днепра, от Буга до Дона. Но близок час, когда хмару разорвут наши штыки и каждый из нас отпразднует свою встречу с коханой родной землей.

Братья Тур.